ШКОЛА ШАРКАЕВА

ПАРТИЙНОЕ ПОРУЧЕНИЕ

— Здесь я с 64-го года, со дня основания школы, а ей будет 47. Правда, покидал ее на пять лет — заведовал гороно. Но одной ногой оставался в школе: вел уроки. Я уж врос сюда: действительно, каждый камень меня знает. Я пришел на директорство с должности второго секретаря обкома комсомола, хотя поначалу сильно сопротивлялся: пять с лишним лет проработав в комсомоле, считал, что уже отстал от школы. Сначала меня направили завучем в 13-ю школу, а 52-ю уже сдали, и вдруг через два месяца после начала учебного года снимают ее директора, фронтовика, Сизова Виктора Дмитриевича, отличного человека, теперь уже покойного. Он был идеалист, хотел стать вторым Макаренко, а ему в школу все соседние учебные заведения сбросили контингент такой!.. За два месяца они разгромили все туалеты, все классы. И мне дают партийное поручение: иди туда, иначе вылетишь из партии. Мне было 28 лет.

НАЧАЛО

— Наверное, все-таки комсомольская школа что-то дает. Пришел я 30 октября, а через четыре дня в школе устроили праздник по поводу очередной годовщины Октябрьской революции. После торжественного мероприятия начались танцы и… драки. Завучем у меня был покойный Владислав Семенович Тейтельман, еще моложе меня, бежит: там драка, с ножами! Я врываюсь в зал и всякого рода приемами начинаю их разнимать — все-таки бывший моряк. Отобрал 24 ножа! После каникул дети что-то почувствовали, хотя я никого выгонять не стал. Только появляюсь на переменке в коридоре, кричат: «Атас! Идет!». Сделал внушение, стали предупреждать по-другому: «Металл движется!».
Учителя тоже были все из разных школ, я их никого не знал, но начал находить тех, на кого можно опереться. Учительскую навечно ликвидировал — в перемену учителя должны работать. Детям — сначала их было 1 600, сейчас 1 100 — нужно бегать в перемену, но никому не мешать. А для этого за «котлом» надо следить. И после педагогической чистки в итоге школа стала школой.

ДЯДЯ ДИРЕКТОР

— Я свою главную обязанность в чем вижу? В том, что я — гарант учеников. Вот президент у нас — гарант нации, а я — своего школьного народа: не давать учеников в обиду, даже учителям. Работа с людьми требует уважения друг к другу — это основа взаимоотношений. На ребенка надо влиять так, чтобы он захотел учиться, захотел стать лучше. Макаренко правильно говорил, что к ребенку надо подходить одновременно и требовательно, и уважительно. Надо и пряник, и кнут применять свое-временно. Я никогда не приглашаю «на ковер» родителей — надо и директору, и учителям договариваться с самим ребенком, заставить его задуматься. Ничего с ним не сделают ни отец, ни мать, если он сам не захочет исправить положение. Сразу это не получится, но самовоспитание — огромное дело: ему же самому становится радостно, что он чего-то добился, что у него есть воля! Детишки не очень хотят попадать ко мне в кабинет, хотя за все годы работы нет ни одного приказа, чтобы я ученику объявил выговор. Самое грозное наказание — отстранение от занятий, но таких эксцессов давно уже нет. А говорил так: вернешься в школу, когда до тебя дойдет, что так вести себя невозможно.
Учителей мне тоже наказывать не за что. Из министерства как-то были, смотрели приказы — как вы работаете, у вас ни одного выговора учителям! Для них — это непорядок, а для меня — правило. Можно ведь просто поговорить с учителем, он должным образом воспринимает, исправляется — зачем же еще вдогон выговор? Продемонстрировать, что у меня власть есть?

ГОРЖУСЬ!

— Взгляните на эти фотографии: все 18 человек — мои бывшие ученики, теперь — коллеги-учителя. А многие бывшие ученики приводят ко мне в школу своих детей и внуков, таких в школе больше 400. Хотя все они из разных районов города, беру — приятно, когда продолжаются традиции.

РОДИТЕЛЬСКИЙ ДОМ

— Когда я родился, папе было 54 года, а маме — 44. Первая жена папы умерла и оставила ему двоих детей; вторая тоже умерла, оставив у него на руках еще пятерых; маму он взял с ребенком, и у них появилось еще четверо нас. Восхищаюсь своей матерью — она сумела нас, детей, всех сплотить, мы до сих пор остаемся дружны. Она была грамотной, писала по-арабски, а отец вообще должен был стать муллой — учился то ли в Медине, то ли в Мекке. А в 35-м году отец отпел по-арабски умершего приятеля, на него донесли, и отцу срочно пришлось скрываться в Средней Азии. Мама напоминала ему в письмах, что на свет скоро должен появиться я. Который и татарский-то знает, к стыду, только на уровне разговорного.

ПЕРВЫЙ КОСТЮМ

— В 53-м году я собрался уходить из педучилища, потому что нечего было носить, несмотря на то, что с 51-го года я не только учился, но и работал пионервожатым. Один из братьев купил материал типа рогожи серовато-белого цвета, покрасил его в коричневый, сам сшил мне костюм и повел меня в ресторан. Сидеть было невозможно: так отгладил брюки, что они в коленках не сгибались. А на 1 Мая 54-го мы поехали к себе в Богдановку. Я — в том, единственном, костюме. И тут — дождь. А идти пешком 35 километров. Приходим — туфли без подметок, а окраска костюма вся на мне.

О НОВОВВЕДЕНИЯХ

— Дурь страшная: опять переводят школы на обеспечение учеников бесплатными учебниками, при этом через каждый год учебники меняются. Вот только мы купили для начальной школы полный комплект, оказалось — рекомендовано учить по другим, а эти сдавать в макулатуру. Учебники по истории разных авторов вообще не выдерживают критики. Я понимаю, что систему образования рушат, и понимаю, как и для чего это делается. Вся возня, если взять школу за котел, идет вокруг котла, а не в нем самом — в сущность никто не хочет заглядывать: практическая педагогика мало кому интересна. Цветет формализм — школьные уставы, «президенты», «министры», аккредитации, лицензирования: все это отвлекает от детей, от «котла», а главная забота школы — не игра, не конкурсы, не развлечения, а учеба, подача знаний. Та же мышиная возня с гимназиями, лицеями… Туда даже в первый класс отбирают «лучших», а к четвертому проводят «выбраковку»! Это педагогика?! Моя главная установка — быть просто школой. Не для большого руководства — для огромной армии ребятишек.

ИСТОРИЯ С ДИССЕРТАЦИЕЙ

— В январе 1973-го в Куйбышевском пединституте я должен был защищать кандидатскую диссертацию по теме «Интернациональное воспитание трудящихся в условиях Поволжья». Сначала я брал только воспитание школьников, но мне сказали: «Если хотите претендовать не только на кандидата педагогических, а и исторических наук, расширьте тему». Расширил. А в 72-м году исполнилось 50 лет образования СССР, и Леонид Ильич Брежнев в докладе сказал, что национальные вопросы в нашей стране разрешены полностью… Увы — тема несостоявшейся диссертации свежа и сейчас.

ШКОЛА И ЦЕРКОВЬ

— Как понимаю я, Россия — светское государство. Если вдруг мои ученики захотят обратиться в какую-либо веру, это их дело, но для познания религий существуют воскресные школы. Я и президенту писал: 52-я школа, пока я управляю ей, останется светским образовательным учреждением в полном соответствии с Конституцией Российской Федерации.

ЕГЭ

— Когда его начали вводить, я, ради эксперимента, попробовал отвечать, не задумываясь, на все вопросы по всем предметам. И по всем получилась твердая «тройка». ЕГЭ может быть одним из вариантов экзамена, не более. Превращать его в обязаловку — безумие. Это не борьба с коррупцией, это борьба за стадо, но не за личность.
Радий Николаевич вышел проводить меня. На школьном дворе стоял радостный визг — малышня каталась с ледяной горки. В школе! «Радио Николаич, — вопили дети, — кто из нас докатился дальше?!». И так мне стало жаль, что я не помню не только директора отдельно взятой школы, в которой училась, но и ни одного учителя из своих четырех школ в разных регионах Союза, кроме тюменской Инны Вячеславовны Володиной. С другой стороны, значит, только она смогла бы работать в школе Шаркаева. Хорошо уже и это — значит, мне все равно повезло.

Людмила Дуванова
Фото автора

Народная газета (Ульяновск 30.12.2010)